Антология советской фантастики - Страница 64
Мечта осуществится. Шарада приглашает Шорина в гости, гостю и другу расскажут все тайны вселенной. И обратный путь будет нетрудным. Замороженные снят без снов. Он ляжет в ванну на Шараде, прощаясь, глянет на белые или цветные халаты тамошних врачей, закроет глаза, считая про себя до десяти… и через мгновение откроет глаза уже в солнечной системе. Увидит новый мир — Землю будущего.
Для него — мгновение, а на Земле-то пройдет двести лет с лишним. Не будет сгорбленного Аренаса, грустной Вандовской, не будет ни одного знакомого. Шорин как бы откроет еще одну планету — Землю 2400 года. Увидит далекое Будущее, про которое говорят так часто: «Одним глазком посмотреть бы!» Но для него и эта мечта осуществится. Ученым в прозрачных тогах (людей будущего мы почему-то всегда представляем в римских тогах) вручит он сто томов звездной премудрости.
— Вот сто томов звездной премудрости, — говорит Шорин.
Мудрецы в прозрачных тогах внимательно смотрят на экран. Проплывают иероглифы чуждого языка. Шорин вслух читает, переводит текст:
— «…Мы, жители Шарады, знаем четырнадцать структурных этажей вверх и семнадцать вниз, начиная от нашего тела.
Тело состоит из тканей, ткани — из клеток…, волоконца — из спиралек, спиральки — из вихрей Рэли…»
Мудрецы кивают согласно… а потом (так Шорин видит в своем воображении) брови у них полгут вверх, морщины недоумения появляются на лбу.
— Но мы уже знаем восемнадцать этажей, — говорит один из ученых. — Двести лет назад не знали, а сейчас знаем. Как жаль, что эта книга не прибыла двести лет назад! Столько лишнего, столько мучительного труда, столько жертв!..
— А вот насчет чтения мыслей, — замечает другой. — С чтением мыслей у нас не получается. Может быть, это зависит от структуры мозга? Надо бы сравнить их мозг и наш.
— Как сравнить? Послать запрос?
— Но ведь ответ прибудет через двести лет! Нет уж, своими силами придется искать…
— Жалко, что вы не знали земных достижений, товарищ Шорин.
Как он мог знать? Он проспал два века…
Да, он проспит два века. За два века Земля уйдет вперед, продвинется больше, чем за две тысячи лет предыдущих. Шорин будет наивнее древнего грека, улетевшего на звезды и прибывшего домой в 2400 году. Вот он с восторгом рассказывает, Что на других планетах есть паровые лошади и железные слоны, что люди летают там по воздуху, что молния движет повозки, что у них стальные рабы, способные ковать, ткать, считать и делать любую тяжелую работу.
А на Земле все это есть. Сами додумались.
Да, конечно, тот грек прожил интересную жизнь. Античность видел, видел космос, увидел Землю 2400 года… Но какой толк от его путешествий? Чтобы принести пользу людям, — надо было лететь быстрее-быстрее света!
Но что поделаешь? Скорость света — предел скоростей.
Предел или барьер?
Со звоном включаемся комнатный экран. На нем довольное лицо Дина.
— Ты не спишь, Герман? Почему спрятался? Ликуешь наедине? Слушай, я составляю радиограмму Аренасу: «Благодарны за доверие. Готовы лететь». Ты полетишь, конечно?
И добавляет, дружелюбно улыбаясь:
— Вот и решены наши споры. Предел или барьер — значения не имеет. Мы заснем и проснемся на Шараде.
Шорин медленно сжимает кулаки. Маслянистое тепло отступает от горла. Мир становится трезвым и суровым, как прохладное утро. Трезво и сурово глядит Шорин на действительность.
— Я не полечу, — говорит он. — Прежде надо перешагнуть световой барьер. Нет смысла задавать вопросы, если ответ приходит через двести лет.
Функцию Шорина — формулу победы над парсеками — знает каждый студент-звездолетчик. Изящное многолепестковое тело, и еще искривленное в четвертом измерении, — на нем всегда испытывают пространственное воображение. Мы говорили о другой функции — о функции жизни Шорина, простой, как уравнение первой степени, линейной, прямолинейной. Прямая линия, идущая вперед, невзирая на барьеры, пересекая барьеры! Первый барьер — арифметический: миллиард желающих на одно место. За ним — барьер энергетический: двигатели слабы. Барьер лучевой, потом барьер физиологический: тело слабо для субсветовых скоростей. Наконец, барьер эгоистический: мечта осуществима, но для себя. И этот барьер пересекает прямая, устремляется к следующему — световому барьеру. Сколько лет уйдет на его преодоление — пять или пятьсот? Этого Шорин не знает.
Прямая идет вперед — до бесконечности. Сворачивать она не умеет.
ВАЛЕНТИНА ЖУРАВЛЕВА
АСТРОНАВТ
— Что сделаю я для людей?! — сильное грома крикнул Данко.
И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.
Мне придется в нескольких словах объяснить, что привело меня в Центральный архив звездоплавания. Иначе будет непонятно то, о чем я хочу рассказать.
Я бортовой врач, участвовала в трех звездных экспедициях. Моя медицинская специальность — психиатрия. Астропсихиатрия, как сейчас говорят. Проблема, которой я занимаюсь, возникла давно, в семидесятых годах XX века. В те времена полет с Земли на Марс длился свыше года, на Меркурий — около двух лет. Двигатели работали только на взлете и при посадке. Астрономические наблюдения с ракет не велись — для этого существовали обсерватории на искусственных спутниках. Что же делал экипаж в течение многих месяцев полета? В первых рейсах — почти ничего. Вынужденное безделье приводило к расстройству нервной системы, вызывало упадок сил, заболевания. Чтение и радиопередачи не могли заменить то, чего не хватало первым астронавтам. Нужен был труд, причем труд творческий, к которому привыкли эти люди. И вот тогда было предложено комплектовать экипаж людьми увлекающимися. Считалось, что безразлично, чем именно они увлекаются, лишь бы это давало им занятие в полете. Так появились пилоты, которые были страстными математиками. Появились штурманы, занимающиеся изучением древних рукописей. Появились инженеры, отдающие все свободное время поэзии…
В летных книжках астронавтов прибавился еще один — знаменитый двенадцатый — пункт: «Чем увлекаетесь?» Но очень скоро пришло другое решение проблемы. На межпланетных трассах начали летать корабли с атомарно-ионными двигателями. Продолжительность полетов сократилась до нескольких дней. Двенадцатый пункт вычеркнули из летных книжек.
Однако несколько лет спустя эта проблема возникла вновь, в еще более острой форме. Человечество вступило в эпоху межзвездных перелетов. Атомарно-ионные ракеты, достигавшие субсветовых скоростей, тем не менее годами летели к ближайшим звездам. Время в быстро движущейся ракете замедляется, но перелеты продолжались восемь, двенадцать, иногда двадцать лет…
В летных книжках вновь появился двенадцатый пункт. Более того, он стал одним из главных при комплектовании экипажей, Межзвездный перелет с точки зрения пилотирования на 99,99 процента состоял из вынужденного безделья. Радиопередачи прерывались уже через месяц после отлета. Еще через несколько недель нараставшие помехи вынуждали отключать приемники оптической связи. А впереди были годы, годы, годы…
Ракеты тех времен имели всего шесть-восемь человек экипажа, тесные каюты, оранжерею длиной в полсотню метров. Нам, летающим на межзвездных лайнерах, трудно представить, как люди обходились без гимнастического зала, без плавательных бассейнов, без стереотеатра и прогулочных галерей…
Но я отвлеклась, а рассказ еще не начат. В наши дни двенадцатый пункт уже не играет существенной роли при выборе экипажа. Для рейсовых перелетов по обычным маршрутам это, пожалуй, справедливо. Однако при дальних исследовательских полетах нужно все-таки комплектовать экипажи людьми увлекающимися. Таково, во всяком случае, мое мнение. Двенадцатый пункт — тема моей научной работы. История двенадцатого пункта и привела меня сюда, в Центральный архив звездоплавания.