Андрей Кончаловский. Никто не знает... - Страница 40

наших ближних соседей — Польшу, Болгарию, Чехословакию — называли «братья славяне».

Но после 1990-х от этих братских отношений остались одни воспоминания. Русский с

татарином договорятся быстрее, чем русский с поляком, потому что из славянских племен одни

приняли католичество, а другие православие. Железный занавес между Востоком и Западом

проходит по линии католицизм-православие…»

И еще: «Я верю в народ, но в тот народ, который есть… Сейчас много говорят о

необходимости в стране национальной идеи. Но в России вообще никогда не было таковой. За

исключением тех моментов, когда ее пытались завоевать немцы, поляки и т. п. Крестьяне —

разобщенные люди, а ведь русские по своей ментальности так и остались крестьянами и не

стали фермерами…»

Со временем у Андрея, по его словам, появилась творческая ревность к Никите:

находившийся ранее в подчинении хороший мальчик, глядевший старшему в рот, теперь из-под

этого влияния вырвался. Признавая профессиональное равенство с собой Никиты-мастера,

старший брат никогда не согласится принять его идейные принципы, понуждающие

пробиваться на общественно-политическую авансцену.

Непредсказуемость политической жизни страны вызывает у Андрея естественный страх

частного человека за себя, за свою семью. Правда, благодаря Никите Андрей, по его словам,

стал «больше любить Россию». Но Никита не «интернациональный», а «национальный человек,

олицетворение национального героя». И в этой неколебимости веры есть слепота, как считает

старший, которая дает младшему силы. «Слепота подчас становится большим источником силы,

чем способность к зрению. Ведь знание как-никак умножает скорби. Все это и делает его

героем. Герой должен жить больше верой, чем рассуждением. Ему нужна ограниченность

пространства, он должен жить эмоцией…» Я бы добавил, что герой такого склада в какой-то

точке своего мировоззренческого взросления останавливается: ему несвойственно движение

превращений, которое как раз особенно отличает «негероя» Кончаловского.

Никита Сергеевич, в свою очередь, поясняет: «Мы очень разные. Наши дороги в искусстве

идут параллельно. Он делает упор на философско-притчевую структуру, я — на погружение в

атмосферу создаваемого мира. А вот возрастные грани между нами уже почти стерлись…

Однако иногда я чувствую себя мальчиком рядом с ним, иногда зрелым человеком. Как ни

странно, в каких-то экстремальных ситуациях я не раз оказывался сильнее его, защищал, брал

на себя, в другой обстановке — он более мудр, более тонок. Меня раздражает в Андроне то, что

я ненавижу в себе в человеческом плане. Наверное, как и его во мне. То есть я иногда вижу в

нем что-то такое, что во мне видят другие. И от этого испытываю чувство раздражения. Но при

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

76

этом с годами наша близость растет. Я никогда не терял ощущения его присутствия, где бы он

ни был…»

На рубеже нового десятилетия XXI века и в его начале фигура Никиты Сергеевича стала

для многих одиозной. Ему приходится так или иначе реагировать на скандальные выпады в его

адрес, в чем, наверное, можно было и ограничить себя, как старший брат, положим. В то же

время Михалков как режиссер выступил с несколькими крупными работами, поднять которые

физически и материально не каждому под силу. Он активно занимается общественной

деятельностью, в частности вопросами отечественного Союза кинематографистов, что опять же

часто оборачивается скандальными историями.

Кончаловский так прокомментировал историю со скандалом вокруг Союза: «Дело в том,

что ситуация в кино со времен советской власти очень изменилась. Союз — это организация

советская. Раньше это был буфер между жесточайшим государственным контролем и

художниками. Сейчас этот буфер не нужен… Когда в союзе появился такой сильный, волевой

человек, как Никита Сергеевич Михалков, со своими представлениями о кинематографе, это,

естественно, вошло в противоречие с мнением большого количества художников, которые не

хотят, чтобы их учили, какое кино хорошее, а какое плохое…

Союз кинематографистов — бессмысленная сегодня организация. Должны быть

профессиональные гильдии режиссеров, операторов, артистов, продюсеров, критиков. Гильдия,

облеченная властью и авторитетом, — это структура, которая защищает интересы своего

клана…

И не надо ничего возглавлять. Должна быть ежегодная смена руководства по ротации.

Старая форма выборов, а потом перевыборов существовать не сможет. Сегодня руководители

национальных премий… и киноакадемий… должны, как Америка с Россией, сдать все свои

ракеты и попробовать построить нечто новое с чистого листа…»

В данном случае очевидно несовпадение позиций братьев. И такие несовпадения

возникают все чаще. Очередной скандал в связи с именем Никиты Сергеевича был вызван

решением Российского оскаровского комитета выдвинуть в 2011 году фильм режиссера

«Цитадель» (третья часть киноэпопеи «Утомленные солнцем») на получение премии

Американской киноакадемии. Председатель Комитета режиссер Владимир Меньшов

раскритиковал решение, принятое в результате тайного голосования большинством.

Андрей Кончаловский так же дал оценку произошедшему. По его словам, в

кинематографическом мире страны произошел раскол, отчего он, Кончаловский, еще в 2008

году написал заявление о выходе из Комитета, который, по его убеждению, утратил

легитимность. Что касается выдвижения на премию «Оскар» фильма Никиты Михалкова, то

Кончаловскому показалось странным посылать картину, являющуюся лишь частью

масштабного кинопроекта.

2

Трудно не поставить рядом кинематографические высказывания братьев на тему

сталинизма, появившиеся в последнее десятилетие XX века.

Картина «Утомленные солнцем» (1994), по словам ее создателя, во многом построена «на

личных ощущениях, на образе… дома».

Действительно, центральный образ «Утомленных солнцем» — семейное гнездо,

фундамент жизни человека. Судьба этой опоры, беды, ее постигшие, составляют сюжет фильма.

А личное переживание режиссера придает искренности если не всему фильму, то каким-то

содержательно важным его эпизодам. Тем кадрам, например, где зритель видит ласково

несомую рекой лодку с легендарным комдивом Сергеем Котовым (Н. Михалков) и его

малолетней дочерью Надей (Надя Михалкова), объединенных непридуманными нежностью и

любовью родных людей. И в «Голубой чашке» А. Гайдара, вдохновившей режиссера на

создание этой сцены, есть образ семейной идиллии на фоне эпохи социально-исторических

сдвигов — идиллии, в которой затаилась трагическая тревога.

Дом в «Утомленных солнцем» (дача Котова) — жилище, в котором на исходе 1930-х годов

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

77

обитают остатки семьи жены Котова — Маруси (имя тоже ведь из гайдаровской «Чашки»). Это

обломки дворянской интеллигенции, бывшие ученые, творческие работники… Их дачный

поселок не зря именуется ХЛАМ (художники, литераторы, артисты, музыканты) — это и

аббревиатура, и указание на то, какое место, с точки зрения государства, занимают в жизни

Страны Советов населяющие дачу «бывшие».

Авторы картины изображают их с трогательной иронией. Это те, кому нет применения в

рядах строителей социализма с его железной поступью. Сама дача выглядит островком (а может

быть, и резервацией), куда отправили доживать оставшийся им недолгий век персонажей

чеховского «Вишневого сада».

Персонажи, живущие на даче Котова, действительно напоминают то ли детей, то ли

блаженных, которым позволили еще какое-то время насладиться своим легкомысленно