5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На бело - Страница 120

Именно силой оружия люди чаще всего стремились приобрести себе богатства, земли, женщин, рабов, скот. Войны сначала велись между селениями. Затем победители, сливаясь с побежденными, превращались в единый народ, и с тех пор войны велись уже между различными народами. Каждый из них, чтобы сохранить приобретенные богатства или добыть новые, захватывал у соседей выгодные позиции, высоты, господствовавшие над дорогами, горные ущелья, реки, морские побережья. В конце концов народы стали объединяться и заключать союзы. Таким образом, все более и более обширные группы людей вместо того, чтобы бороться друг с другом за блага земли, начали регулярно обмениваться ими. Общность чувств и интересов все ширилась. Рим однажды решил, будто он распространил ее на весь свет. Август предполагал, что при нем начнется эра всеобщего мира.

Мы знаем, как иллюзия эта была хоть и не сразу, но жестоко развеяна, какие несметные полчища варваров наводнили римский мир! Эти варвары, утвердившись в пределах Империи, четырнадцать веков истребляли друг друга на ее развалинах и в результате резни основали кровавые государства. Так жили народы в средние века, так образовались великие европейские монархии.

Тогда состояние войны было единственно возможным, единственно мыслимым. Все силы общества были направлены лишь на то, чтобы поддерживать его.

С эпохой Возрождения человеческая мысль пробудилась, и это позволило некоторым людям выдающегося ума предаться мечтам о более благоразумных отношениях между народами; но в то же время страсть к изобретательству и жажда знаний по-новому стали питать и воинственные инстинкты. Открытие Вест-Индии, исследование Африки, освоение путей через Тихий океан отдали во власть жадным европейцам огромные территории. Монархии, населенные белыми, состязались в истреблении народов с красной, желтой и черной кожей и целых четыре века неистово грабили три великие части света. Это именуется современной цивилизацией.

Грабежи и насилия безостановочно сменяли друг друга; тем временем европейцы научились распознавать размеры и форму Земли. По мере того как они совершенствовались в своих познаниях, они расширяли масштабы своих разрушений. Еще и в наше время белые вступают в общение с черными или желтыми лишь для того, чтобы порабощать или истреблять их. Народы, которые мы именуем варварскими, знакомы с нами пока только по нашим преступлениям.

Однако ж дальние плавания, исследования, вдохновленные жестокой алчностью, открытие путей на суше и на море для завоевателей, для искателей приключений, для охотников за людьми и для торговцев людьми, смертоносные колониальные экспедиции, зверское устремление, которое толкало и все еще толкает одну половину человечества к истреблению другой его половины, — все это суть роковые условия нового прогресса цивилизации, грозные средства, которым дано подготовить для еще неясного будущего всеобщий мир на земле.

На этот раз весь земной шар находится в положении, которое — несмотря на огромные различия — можно сравнить с положением Римской империи при Августе. Римский мир был достигнут путем завоеваний. Разумеется, всеобщий мир не осуществится такими средствами. Никакое государство не может сегодня рассчитывать на безраздельное господство над сушей и морями нашего земного шара, уже наконец исследованного и измеренного. Но узы, начинающие связывать воедино все человечество, а не одну только его часть, хотя и менее заметны, нежели узы политического и военного господства, все же не менее реальны; они одновременно и более гибки и более прочны; они более органичны и бесконечно более разнообразны, ибо зависят не от внешних проявлений жизни общества, а от насущных социальных потребностей.

Все новые и новые формы взаимного общения и торговли, вынужденная солидарность между финансовыми рынками всех столиц мира, а также между торговыми рынками, которые отчаянными средствами безуспешно пытаются возродить былую независимость, быстрый рост международного социализма — все это должно, видимо, рано или поздно привести к объединению народов всех континентов. Если в наши дни империалистический дух великих держав, надменно бряцающих оружием, на первый взгляд противоречит этим предвидениям и опровергает эти надежды, то нельзя не заметить, что современный национализм в действительности выражает смутное стремление ко все более широкому объединению умов и воль и что мечта о великой Англии, о великой Германии, о великой Америке — хотят этого или не хотят, противятся этому или не противятся — приводит к мечте о великом человечестве, к единению народов, независимо от цвета кожи, для совместной эксплуатации богатств земли…

Появление кабатчика, самолично принесшего дымящуюся супницу и тертый сыр, прервало эту речь.

И Николь Ланжелье, окутанный теплыми и благоуханными парами супа, в следующих выражениях закончил свою мысль:

— Разумеется, войны еще будут. Дикие инстинкты и присущие людям вожделения, гордость и голод, которые столько веков возмущали спокойствие мира, будут и дальше возмущать его. Людские массы еще не пришли в равновесие. Единение народов пока еще недостаточно прочно, чтобы свободный и беспрепятственный обмен ценностями мог обеспечить всеобщее благоденствие, человек еще не всюду уважает человека; еще не все народы готовы гармонически слиться, как клетки и органы единого тела человечества. Даже самым молодым среди нас не суждено увидеть окончание эры войн. Но хотя мы и не увидим эти лучшие времена, мы их предчувствуем. Мысленно прослеживая будущее развитие человечества, мы можем предсказать, что между всеми расами и народами возникнут более близкие и совершенные отношения, что на земле воцарится всеобщая солидарность, труд будет организован более разумно и будут созданы Соединенные Штаты Мира.

Всеобщий мир когда-нибудь установится не потому, что люди сделаются лучше — на это нет оснований надеяться, — но потому, что новый порядок вещей, наука будущего, вновь возникшие экономические нужды, предпишут им состояние мира, как некогда условия существования толкали людей к вражде и удерживали в состоянии войны.

— Николь Ланжелье, роза осыпала свои лепестки в ваш стакан, — сказал Джакомо Бони. — Это не могло совершиться без соизволения богов. Выпьем за будущий мир на земле.

Жозефен Леклер поднял свой стакан.

— У этого кьянти острый привкус, и оно слегка пенится. Выпьем за мир, хотя русские и японцы все еще жестоко сражаются в Маньчжурии и в Корейском заливе.

— Война эта, — проговорил Ланжелье, — знаменует собою одну из величайших годин в мировой истории. И чтобы понять — какую, надо возвратиться на две тысячи лет назад.

Конечно, римляне не подозревали об истинных размерах варварского мира и понятия не имели о тех огромных полчищах, которым в один прекрасный день предстояло обрушиться на их страну и наводнить ее. Они и не догадывались, что на земле существует иной мир, помимо римского. И, однако, такой мир — и притом куда более древний и обширный — существовал: я говорю о китайском мире.

Нельзя сказать, что римские купцы не вступали в сношения с купцами Сэрики [297]. Китайские купцы привозили шелк-сырец в место, которое носило название Каменной башни и было расположено на севере Памирского плоскогорья. Сюда прибывали и негоцианты из Римской империи. Наиболее отважные среди латинских торговцев проникали в Тонкинский залив и на китайское побережье, вплоть до Хань-Чан-фу, или Ханоя. И все же римляне и понятия не имели, что Сэрика — империя, куда более населенная, нежели их собственная, куда более богатая и намного ушедшая вперед в области земледелия и народного хозяйства. Китайцы, в свою очередь, знали о существовании белых людей. В их летописях можно найти упоминание о том, что император Ан-Тун, в котором нетрудно узнать Марка Аврелия Антонина, направил к ним в страну посольство: то была, видимо, экспедиция мореплавателей и негоциантов. Но китайцы даже не предполагали, что цивилизация куда более бурная и неистовая, бесконечно более плодоносная и приспособленная к распространению, чем их цивилизация, утвердилась в одной части земного шара, другая часть которого принадлежала им самим; искусные землепашцы и садовники, ловкие и добросовестные купцы, они жили в довольстве благодаря принятой у них системе обмена и широко разветвленным кредитным товариществам. Вполне удовлетворенные своей развитой наукой, своей изысканной учтивостью, своим поистине человечным благочестием и своей неизменной мудростью, они, вероятно, не проявляли ни малейшего любопытства к образу жизни и строю мыслей белых людей, прибывших из страны Цезаря. Чего доброго, послы Ан-Туна показались китайцам несколько грубыми и неотесанными.