Каторга - Страница 97

Ежели что не по ндраву мне, так я ему такой трам-тарарам устраивала...

- О каком Жоржике говорите?

- Об инженере этом - Оболмасове! Попадись он мне, сквалыга такая, я ему глаза-то бесстыжие выцарапаю. Честную женщину использовал, а потом, вишь ты, на улицу вытолкал...

На въезде в деревню сидели поселенцы, издали оглядывая бабу, полученную Корнеем Земляковым от начальства.

- Ты выходи вечерком... покалякаем, - звали его.

- Ладно, - откликнулся Корней.

Гордый от сознания, что теперь у него все есть в хозяйстве, имеется и хозяйка в доме, вечером Корней надел жилетку, натянул картуз, навестил односельчан, судачивших о том о сем на завалинке. Довольный своим успехом, он даже прихвастнул:

- Это наши ничего не могут! А вот Куропаткин, хоть и министр, он меня сразу оценил. "Езжай, говорит, Корней, до дому, а уж я для тебя все сделаю. Ежели тут станут волынить, ты мне пиши. Адрес такой: Зимний дворец в Петербурге, лично в руки императору. А мы с царем каждый вечер чай из одного самовара дуем, он мне твое послание передаст..."

- Ну-ну! А дальше-то что?

- Ну, пришел я. К нашим-то. Они так и забегали, будто настеганные. Выводят сразу дюжину девок из последнего "сплава". Видать, где-то берегли про запас. Просят любую выбирать. Ну, я посмотрел и говорю: "Ладно, этих вот себе оставьте, а я Дуняшку беру". Так вота и обзавелся. Баба она ладная. Правда, как приехали, легла и больше не встает. По мне, так лежи. Я ведь понимаю. Устала она... бедненькая! Ее какой-то инженер какавой опаивал, теперь в себя прийти не может.

Семейная жизнь началась. Дуняшка Брыкина как завалилась на постель по приезде, так больше и не вставала. Иногда только глянет в оконце, где скучились серые избенки поселян, вдали шумел лес, из леса выбегали рельсы узкоколейки-дековильки, по которой каторжане гнали в сторону Александровска вагонетки с дровами, и, наглядевшись на все это убожество, Дуняшка в сердцах произносила с презрением:

- Во, завез! Тут и марафету стрельнуть не у кого... Услышав о "марафете", Корней даже испугался: он знал, что это - кокаин, который за бешеные деньги продают в тюрьмах майданщики. Корней с утра уже на ногах, подоит коров, заглянет в избу, где валяется его ненаглядная:

- Дунечка, может, булочки хошь?

- Не-а.

Корней задаст корм свиньям, снова прибежит:

- Может, до лавки слетать, пряничка тебе?

- Не-а.

Корней уберет навоз, прополет огород, растопит печь.

- Дуняшечка, уж не больная ли ты?

- Не-а.

В полдень щи сварены, Корней просит откушать.

- Не-а.

- Так какого тебе еще рожна надобно?

- Какавы желаю... чтобы с нанасом!

Даже Корней, уж на что был кроток, и то взбеленился:

- Порченая ты, как я погляжу. Нешто на Сахалине можно о таком помышлять? И не стыдно тебе слово-то экое поганое произносить? Нанас... выдумают же проказники! Тьфу...

Печальный, выходил вечерком Корней к мужикам-односельчанам, лениво крутил цигарку; его спрашивали:

- Ну, какова молодуха-то? НебосьОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com