Каторга - Страница 45

Изменить размер шрифта:
устила большую ошибку, открыв первый вечер лекцией о климате Сахалина, которую попросила прочесть ссыльного интеллигента Сидорацкого, служившего на александровской метеостанции. Своей лекцией, начатой с теории атмосферного давления, он чуть было не загубил все дело с самого начала, тем более что сахалинская публика всегда испытывала лишь одно постоянное давление - от начальства, а на атмосферу пока еще не жаловалась.

- Ты нам глупости не заливай! - подсказывали из зала. - Уж коли мы тут собрались, так давай пляши...

Явно заскучав от картины ужасной борьбы между циклонами и антициклонами, публика потянулась к дверям, чтобы вернуться на базарную площадь, где кружилась праздничная карусель, где торговал трактир Недомясова и куражились пьяные. Но тут из глубин зала поднялся другой интеллигент, тоже из каторжных, но из уголовных. Он легко запрыгнул на сцену:

- Дорогие мои соотечественники! - обратился он к публике. - Я вам расскажу о климате Сахалина лучше этого умника. Судьба-злодейка распорядилась нами таким образом, что мы попали в удивительную страну, где никогда не было никакого климата, зато всегда была паршивая погода. Между тем, если взглянуть на карту, - он смело указал на плакат, изображающий перегнившую печень алкоголика, - то мы увидим, что Александровск затаился на одном уровне с Киевом, откуда повелась земля Русская, а каторжная тюрьма в Корсаковске - на широте блаженной Венеции, где итальянский народ, дружественный России, с утра пораньше, даже не позавтракав, отплясывает огненную тарантеллу. Считайте, что нам здорово повезло! Другие людишки, чтобы попасть в Венецию, тратят бешеные деньги на дорогу, а нас привезли в эти широты бесплатно, да еще бдительно охраняли, чтобы мы не разбежались... В прошлом году ссыльнопоселенец Степан Разин, тот самый, жена которого драпанула к господину исправнику в кухарки, снял со своего огорода сразу десять мешков отборной картошки. Среди нее попадались экземпляры величиною с тыкву, а на огороде Маньки Путанной вырос огурец неприличной формы, почему и был отобран для показа в музее, как небывалое чудо сахалинской природы...

Публика оживилась, а лектор сказал, что оваций не надо:

- Лучше угостите меня папиросочкой... найдется? После такого "климата" Клавочке было нелегко перейти к декламации, но она уже шагнула на край подмостков:

- Друзья мои, я прочитаю вам стихи, какие хотите. В первом ряду она заметила неопрятного старика с бельмом на глазу, который визгливым голосом требовал:

- Про любовь нам, барышня... про любовь бы нам!

- Хорошо, - сказала девушка, - слушайте о любви: Я чувствую и силы и стремленье Служить другим, бороться и любить: На их алтарь несу я вдохновенье, Чтоб в трудный час их песней ободрить... Гражданские мотивы из Надсона не устраивали старика:

- Про любовь... про это самое... - повизгивал он.

Но кто поймет, что не пустые звуки

Звенят в стихе неопытном моем,

Что каждый стих...

И тут она заметила, что этот старец с бельмом, который такОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com