Каторга - Страница 30

Изменить размер шрифта:
й встречные корабли о возможности столкновения. Офицеры и пассажиры разом высыпали на палубу. Полынова обыскали, но "мандолины" при нем, конечно, не обнаружили. Терентьев был в бешенстве:

- Ты думаешь отделаться карцером? Нет, голубчик, я тебя запихаю обратно в маяк и закрою на ключ, поставив часового с оружием. Вот и будешь светить прямо по курсу... Сразу зовите сюда кузнецов! Заковать его по рукам и ногам.

"Ярославль" снова вышел в океан, солнце стояло в зените, а медный колпак маяка раскалился до такой степени, что на нем, как на сковородке, можно было выпекать лепешки. Страшно думать, что внутри этого столба замурован живой человек. Судовой доктор долго терпел, потом не выдержал, сказав Терентьеву:

- Вы, конечно, вправе наказывать людей, но вы лишены права убивать их. Я, как врач, публично протестую против этой варварской пытки, которую вы устроили человеку.

Старший офицер "Ярославля" отвечал:

- Почему, вы думаете, я не ставил в форпике часового? Там был замок решетки с секретом. Сначала надо сделать два поворота на закрытие, а потом уже открывать... Так он, гадина, и тут сообразил! И я не выпущу его из маяка, пока не сознается, откуда у него - после многих обысков! - оказалась своя "мандолина"? Не мог же он ковырять секретный замок пальцем...

Ото всех этих разговоров, обращенных, казалось, непосредственно к ней, виновнице добывания отмычек, Клавочка не знала, куда ей деться, и наконец она бурно расплакалась.

Терентьев положил сигару на край пепельницы и сказал:

-- Ну, если и Клавдия Петровна плачет... выпустим!

Когда открыли дверку металлического столба, на доски палубы безжизненным кулем вывалился Полынов.

- В лазарет его... быстро! - командовал доктор. В лазарете преступник обрел сознание, наконец он разглядел и лицо Челищевой... Губы его сложились в гримасе улыбки.

- Теперь вам понятно, - сказал он, - почему я просил снять в роскошном "Континентале" Гонконга номер на двоих?

- Не смейте делать из меня свою сообщницу!

Ответ был почти оскорбителен для девушки:

- Но ведь вы... политическая, не так ли?

- Но еще не каторжница! - в гневе отвечала Челищева.

Когда миновали Цусиму и вошли в Японское море, уже на подходах к Владивостоку, всем узникам "Ярославля" бесплатно выдавали конверты и бумагу, чтобы отписались на родину. Грамотеи писали домой сами, а потом собирали пятачки с неграмотных, просивших сочинить за них "пожалобней, чтобы до слез проняло". Рецидивисты хорошо знали сахалинские порядки: там не станут томить человека в тюрьме, если к нему приезжали жена и дети. Всю семью в тюрьму не посадишь, чтобы кормить ее от казны, а потому считалось, что арестанта лучше из тюрьмы выпустить - и пусть живет где хочет; отсюда и возникло типично сахалинское выражение - "квартирный каторжанин" (то есть живущий на вольных хлебах). Теперь в трюмах корабля опытные ворюги со знанием дела поучали плывших на Сахалин "от сохи на время":

- Пиши жене, что корову уже получил, скоро верблюда дадутОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com