Трагедия «Русского Макарта» - Страница 6

ами, щегольским блеском драгоценностей и приторными аксессуарами. Да, аристократия платила ему щедро, но она же и требовала от мастера шедевральных шедростей в живописи. Маковского спасало только железное здоровье и темперамент творца с уникальной фантазией.

А мода есть мода. Побывать в доме Маковского - уже дело общественного престижа, а залучить его в свой дом - великое счастье...

Известный пейзажист Клевер в старости вспоминал:

- Маковский вообще был душою общества, как среди нас, художников, так и в великосветских кругах, даже среди денежных тузов. Он нигде никогда не терялся, всегда приковывал к себе внимание незаурядной внешностью, красивой головой, умным разговором, обаянием таланта крупного художника России...

"Русского Макарта" окружала сказочная роскошь, какая и не снилась никакому русскому художнику. Но титанический непрестанный труд ради заработка породил творческую всеядность, огульную неразборчивость в выборе темы. Талант - да! бил ключом, но Маковский одинаково страстно выписывал пейзаж или жанровую сцену, портрет ученого или содержанку нувориша, он любовался узорами древней жизни, писал вакхическое панно в духе Тьеполо, головки красоток, аллегории и декорации, соглашался расписывать ширмы для спален, выдумывая украшения для паланкина немощной аристократки, - и все это выполнял не как-нибудь, не между прочим, а с одинаковым блеском!

Иванов всю жизнь страдал над "Явлением Христа народу", Крамской так и угас, не завершив своего библейского "Хохота", а где же та главная картина, которой ошеломит мир Маковский?

Константин Егорович сумрачно признавался:

- Все некогда! Но знаете, меня давно ждет Минин... Минин возник только в 1896 году, написанный для Нижегородской ярмарки, где для картины был устроен отдельный павильон. Официально холст назывался так: "Кузьма Минин на площади в Нижнем Новгороде призывает сограждан к пожертвованиям". Вот здесь Маковский и размахнулся перед народом во всю богатырскую ширь - это был уже эпос, подлинный! Даже странно, как Маковский, в его летах, уже погрузневший, уже пребывая в пессимизме, сумел справиться с таким колоссальным полотном, где все взволнованно, все археологически верно, все реально до последней нитки на рубахе мужика, до завязки на котомке нищего. Тут разом все ожило, все задвигалось, забурлило в массе народа, и казалось, что из глубины красок просачиваются вещие слова патриота Минина: "Буде нам похотети помочи государству, ино не пожалети животов своих, да не токмо животов своих, ино не пожалети и дворы своя продавати, и жены и дети наши закладывати..."

Вот он, глас народа - глас божий! Максим Горький, еще молодой, долго стоял перед этой картиной, потрясенный. "Живая вещь, - писал он тогда, - крупный исторический жанр, интересный и очень красивый". Здесь красота не мешала помогала.

Картина так и осталась в Нижнем Новгороде... В грозном 1941 году она стала для нас боевым призывом!

***

Немыслимая легкость кисти, присущая ему смолоду, не покинула мастераОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com