Три возраста Окини-сан - Страница 107

но и к нашему сыну Гоге тоже… Поверь, мне очень и очень больно!

Унылая пустота царила в квартире на Кронверкском. Никита, уже взрослый мальчик, как-то притих, перечитывая собрание дедовской беллетристики. Игорь тоже замолк. Ольга и сама как женщина понимала, что случилось непоправимое.

— Владечка, не надо мне ничего говорить. Ты сам видишь, что я места себе не нахожу… Мне порой кажется, что, вернись сейчас Гога и Глаша, я взяла бы их ребенка, все бы им простила… В конце-то концов, с кем греха не бывает.

Это был не ответ ему — это был, скорее, вопрос.

— Да, — сказал Коковцев, — наверное, со всеми так и бывает. Но исправить уже ничего нельзя…

Эйлер залучил его к себе, и Коковцев был благодарен Ивоне за то, что не единым словом или жестом она не выдала своих чувств к нему, оставаясь пленительно-ровной (впрочем, как всегда). В разговоре ему вспомнился Атрыганьев:

— Леня, не знаешь ли, где сейчас Геннадий Петрович?

Эйлер сказал, что Атрыганьев последнее время плавал на танкерах у Нобеля, а потом судился в Астрахани.

— Судился? За что? Честнейший человек.

— Сначала он похитил изящную персиянку, бежав с нею в Дербент, а это вскрылось. Затем из лабазов Астрахани выкрал толстенную замужнюю купчиху и бежал с нею уже дальше — в Персию, но это тоже вскрылось. А сейчас, я слышал, Геннадий Петрович вникает в Библию.

— Но при чем здесь Библия? — ужаснулся Коковцев.

— Когда черт стареет, он делается монахом…

Эйлер сказал, что на минутку покинет юс, надобно проследить за лакеем — правильно ли он варит глинтвейн? Коковцев упорным взглядом вызвал на себя ответный взор Ивоны.

— Что-то у нас с тобою все не так. Лучше бы мы были до конца грешны перед этим хорошим человеком…

На столе появился горячий глинтвейн.

— Так на чем мы остановились? — спросил Эйлер.

— Я уже решил для себя, что, случись война, и я в Петербурге не останусь.

— Я тоже, — уверенно откликнулся Эйлер.

— А как же я… одна? — удивилась Ивона.
* * *

В 1903 году начальником Главного Морского штаба назначили контр-адмирала Зиновия Петровича Рожественского, с которым Коковцев не раз соприкасался по службе, искренно и безоговорочно уважая этого человека, имевшего сильный характер и большую организаторскую волю. «Первый лорд» российского Адмиралтейства был фигурою достаточно цельной, ретивой и, кажется, мало зависимой от прихотей двора! Коковцева роднило с Рожественским еще и то, что Зиновий Петрович не принадлежал к числу врагов Макарова, напротив, он всегда был внимателен к его рассуждениям, будучи, как и Макаров, убежденным сторонником боя в кильватерных колоннах, но до расстановки «палочки над „Т“», увы, кажется, еще не дорос…

Коковцев отдыхал на даче в Парголове, в тишине и безделье, когда флотский курьер оповестил его, чтобы завтра он предстал пред ясные очи Рожественского. Изленившись на даче, Владимир Васильевич нехотя облачился в парадный белый мундир — поехал. В дачном поезде он страдал от жары, а вахта в Адмиралтействе сказала, что «первыйОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com