«Цыц и перецыц» - Страница 8

никогда не ведали барщины, а сразу становились свободными гражданами (вот во что обратились идеи Дидро, золото Демидова и хлопоты императрицы!).

Постепенно старея, Прокофий Акинфиевич не оставил своих чудачеств, и в какой-то степени он заранее предвосхитил тех купеческих Тит Титычей, что дали пищу для пьес Островского. Порою же чудачества его принимали форму глумления над людьми. Так, иногда он давал деньги в долг с условием, что цифру долга напишет на лбу должника, требуя, чтобы эту цифру он не смывал до тех пор, пока не вернет денег.

- А до сего пущай все видят, сколь ты задолжал мне.

Однажды явилась к нему старая барыня, и просила-то она сущую ерунду всего тысячу рублей, и Демидов не отказал ей:

- Почему и не дать? Только, не взыщи, у меня на сей день золотишка не стало - медяками возьмешь ли, дура?

- Возьму, батюшка, медяками. Как не взять.

Надо знать, что медные деньги тогда были тяжелы и массивны и, чтобы увезти тысячу рублей в медяках, требовалось бы не менее трех телег. Старухе отвели пустую комнату, высыпали в ней навалом мешки с медью, Демидов велел старухе отсчитывать тысячу рублей, складывая медяки в ровные столбики. Старуха ползала на коленях до самого вечера, а Демидов, похаживая возле, нарочно задевал столбики, рассыпая их, чтобы сбить старуху со счета. Наконец и ему эта возня прискучила:

- А что, мать, не возьмешь ли золотом? Ведь гляди, уже зеваю, спать бы пора, а ты и до свету не управишься.

- Возьму, родимый, и золотом, как не взять!..

Время от времени Демидов вызывал охотников из числа лентяев - целый год пролежать у него дома в постели, не вставая с нее даже в тех случаях, когда "ватерклосс" требовался, и за это он сулил богатую премию. Но даже самые отпетые лодыри не выдерживали и, получив от Демидова не премию, а плетей на конюшне, убегали из его дома, радуясь, что их миновала пытка лежанием. Одно время среди молодых дворян возникла глупейшая мода - носить очки, и Прокофий Акинфиевич мигом отреагировал, пародируя: у него не только дворня, не только кучера, но даже лошади и собаки были с очками. То-то хохотала Москва! Удивил он сограждан и своими цугами; две гигантские лошади шли в коренниках, два осла впереди, один форейтор был карликом-пигмеем, а второй был таким громадным верзилой, что его длинные ноги по мостовой тащились. Одежда выездных лакеев Демидова была пошита из двух половин: левая часть - парча, шелк и бархат, а правая - дерюжина да сермяга, левая нога каждого в шелковом чулке, а башмак сверкал алмазами, зато правая - в лаптях и онучах мужицких.

- Пади, пади, - попискивал лилипутик.

- Пади, пади-и! - громыхал басом Гулливер.

Нет, читатель, это уже не чудачество, а нечто совсем иное. За всем этим маскарадом скрывался потаенный смысл: Прокофий Акинфиевич презирал аристократов и, где только мог, тешился пародиями над их претензиями и чванством. Как раз в ту пору восходила новая звезда придворной элиты Безбородко, утопавший в роскоши, транжиривший тысячи на любовниц, и ДемидовОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com