Баязет - Страница 85

Изменить размер шрифта:
м; чалму его украшал крупный аграф из мелких дешевых рубинов, длинные ногти шаха были упрятаны в золотые наперстки.

- Селам алей-кум дустэ азиз-эмэн, - почтительно ответил макинский шах на приветствие и, естественно, спросил о цели их пути: - Куджа шума мерэвид?

Карабанов осмотрелся внимательнее. Над головой шаха висела простая (какие продаются в Петербурге за гривенник) клетка с канарейкой. Но возле окна стояла дорогая гальваническая машина. Левую стену украшал, противореча законам шариата, портрет госпожи Рекамье (неумелая копия с Давида), а справа висел портрет императора Николая I в форме Прусского кирасирского полка его имени.

И офицеры поклонились.

- Ваше высокочтимое высочество, - начал Карабанов, с ухмылкой посмотрев на раскоряченные пальцы своих ног. - Мы приносим глубокие извинения за то, что невольно, лишь благодаря случайности, вторглись в прекрасные пределы вашего пашалыка, но...

Шах качнул над головой клетку с канарейкой.

- Я понимаю, дети мои, - сказал он, и канарейка засвиристела над ним, вы сделали это без злого умысла... Но, может быть, вас преследовали османы?

- О нет: за все время пути мы не встретили ни одного турецкого солдата.

Шах погладил бороду и посмотрел в одно зеркало, а потом в другое и засмеялся: русский сарбаз не соврал ему, он сам, видать, ищет следы османов в пустыне. Перехватив удивленный взгляд Евдокимова, устремленный на гальваническую машину, шах небрежно сказал:

- Я купил ее, когда последний раз был в Париже. А как здоровье моего друга, великого князя Михаила, и его супруги, Ольги Федоровны?

- Его и ее высочества, - входя в роль дипломата, подольстился Карабанов, - пребывают в отменном здравии и, равно постоянные в правилах своих и чувствах, уважая и любя славу вашу, будут счастливы узнать о вашей всепребывающей мудрости и бодрости.

Макинский шах угостил их обедом. На двух круглых и пресных, как еврейская маца, лепешках было положено немного рису с чем-то приторно-сладким и тягучим, как патока; отдельно поставили перед офицерами желтое хиросскос вино в хрустальном карафине.

И еще дали по одной тощей зажаренной птице - это, кажется, были горные голуби.

Макинский шах говорил по-русски хотя и понятно, но скверно, и он сам незаметно перешел на французский. Карабанов обрадовался возможности поговориь на языке, который был для него почти родным с детства, и беседа сразу оживилась.

- Вы мои друзья, - сказал шах, - и я всегда останусь другом России: мой восьмой сын попал в плен к вам, но хан Барятинский вернул его мне; мой народ болел и умирал от непонятной болезни - ваш везир из Тебриза прислал в пашалык врача; мой пятнадцатый сын учится сейчас в кадетском корпусе в Петербурге и даже завел себе русскую сайгу [Сайга - временная жена, го есть пюбовница].

Потом шах хлопнул в ладоши и что-то сказал. Прислужники внесли широкий ящик с влажным песком.

- Разрешаю вам приблизиться ко мне, дети мои, - повелел шах и махнул рукой, чтобы все ферраши и тюфенкчи вышли.Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com