Баязет - Страница 195

е лицо его вдруг по-старчески обмякло, и он с хрипом выдавил из себя первое рыдание. Потом, продолжая плакать, капитан добрался до своей постели, разбросал по комнате сюртук, шаровары и сапоги. Рыдания его были болезненны, почти мучительны, но врач был не в силах сдержаться и, задув фитиль, продолжал плакать в темноте.

- Проклятая судьба! - бормотал он, вспоминая все неудачи своей неуютной холостяцкой жизни. - Никакой радости... Хуже собаки! А тут еще и это...

Дверь открылась, и кто-то вошел к нему.

- Кто тут еще? - спросил врач. - Это ты, Ненюков?

- Нет, это я... Клюгенау.

Сивицкий долго молчал в темноте.

- Что вам надо, барон?

Федор Петрович сказал:

- Видите ли, я как следует поразмыслил. Не вы - так я...

Кому-то ведь надо. А вы, боюсь, не сможете сделать это. Но отдать женщину на поругание, это... хуже убийства! И вот я пришел сказать вам: дайте мне револьвер...

- Можете взять. Он там, на столе.

Клюгенау долго шарил в потемках по столу, на ощупь отыскивая револьвер.

- Здесь полный барабан? - сросил он.

- Да, семь камор.

- Хорошо, я пойду. Спокойной ночи, капитан.

- Спасибо. Теперь я спокоен, барон.

8

Рано утром на всех минаретах города показались муэдзины.

Взявшись руками за мочки ушей или подперев щеки, как это делают в горести русские бабы, муэдзины блаженно закрыли глаза и дико, но дружно затянули согласный мотив:

- Ля-иллаха-илля аллаху вэ Мухаммед расуль аллахи! - В этом чудовищном вопле слышалось что-то свирепое и грозное, словно призыв к страшному злодеянию...

Турецкие стражники разложили коврики-седжадэ и тут же, стоя на карауле, начали творить священную молитву.

Нищие на майдане оставили азартную ловлю паразитов на своих лохмотьях (которую предусмотрительный аллах предписал правоверным наряду с омовением) и тоже согнулись в поклоне.

Кузнецы отбросили молоты, сложившись в молитве, словно тараканы в смрадных щелях кузниц, и раскаленное железо будущих ятаганов медленно потухало на наковальнях. Одни только мусульманские жены остались без дела, всемогущий аллах не дал женщине приличного места даже на том свете, где живут ее соперницы - сладострастные гурии...

- Несите мне воду, - повелел Фаик-паша.

В круглой серебряной чаше, на дне которой плавал кусочек мыла, паша сполоснул себе руки. Верный негр-саис надушил ему бороду. Чубукчи-трубконосец подал кальян и накинул на плечи военачальника розовый атласный халат. Наряд Фаик-паши довершила чалма зеленого цвета, выдававшая в нем прямого потомка Магомета.

- Несите мне еду, - велел он.

В рамазан воспрещено есть и курить, пока можно отличить белую нитку от черной. Но на войне и в путешествии пророк все это дозволяет, и потому суп следовал за вареньем, жаркое за хурушами, паша лил в шербет вино, около сорока блюд сменяли одно другое. И едва Фаик-паша брал щепотку, как кушанье тотчас же убиралось, освобождая место для нового блюда. Если бы Фаикпаша читал Сервантеса, он бы, наверное, припомнил подобнуюОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com