Поэтика - Страница 37

свете (VIII, 17)

(интонационный жест).

"А я так на руки брала!

А я так за уши драла!

А я так пряником кормила!" (VII, 44)

(однообразная, возрастающая интонация).

Эти разговорные интонации, естественно возникающие при диалоге и становящиеся особо значительными в стихе, Пушкин использует и в других целях; он употребляет [их] в повествовании, когда интонационный налет как бы делает самое повествование некоторою косвенною речью героев:

Ее находят что-то странной,

Провинциальной и жеманной,

И что-то бледной и худой,

А впрочем очень недурной (VII, 46).

Та, от которой он хранит

Письмо, где сердце говорит,

Где все наруже, все на воле,

Та девочка... иль это сон?..

Та девочка, которой он

Пренебрегал в смиренной доле,

Ужели с ним сейчас была

Так равнодушна, так смела? (VIII, 20)

А он не едет; он заране

Писать ко прадедам готов

О скорой встрече; а Татьяне

И дела нет (их пол таков);

А он упрям, отстать не хочет,

Еще надеется, хлопочет (VIII, 32).

У! как теперь окружена

Крещенским холодом она! (VIII, З3).

Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась,

Иль стала вдруг бледна, красна...

У ней и бровь не шевельнулась;

Не сжала даже губ она (VIII, 19).

Последний пример - на границе интонаций, даваемых сквозь призму героев, и интонации, вводимой уже без всякой мотивировки, как авторская речь. Авторские ремарки, обращения etc. были определенным приемом прозы; автор иногда выдвигался до степени действующего лица; иногда оставался лицом, но бездействующим *; иногда был лицом сказывающим. При интенсивности семантического принципа в прозе - прием этот остается едва приметным ("я" у Достоевского); но в стихе этот прием чрезвычайно ярко выделился тем, что все эти авторские ремарки, в интонационном отношении выдвигаясь как обособленные предложения, нарушали обычный интонационный строй стихов - становились интонационной игрой:

* Намеки на это и в "Евгении Онегине" ("Онегин, добрый мой приятель"); и рисунок: Пушкин с Онегиным; "Скитаясь в той же стороне, Онегин вспомнил обо мне" ("Путешествие Онегина").

Латынь из моды вышла ныне:

Так, если правду вам сказать,

Он знал довольно по латыне (I, 6).

Замечу кстати: все поэты

Любви мечтательной друзья (I, 57).

И запищит она (бог мой!):

Приди в чертог ко мне златой!.. (II, 12).

Враги его, друзья его

(Что, может быть, одно и то же)

Его честили так и сяк.

Уж эти мне друзья, друзья! (IV, 18).

Так он писал темно и вяло

(Что романтизмом мы зовем,

Хоть романтизма тут ни мало

Не вижу я; да что нам в том?)

И наконец перед зарею (VI, 23)

(величина обособл[енного] предлож[ения]).

А что? Да так. Я усыпляю

Пустые черные мечты (IV, 19).

Еще есть недостаток важный;

Чего б вы думали? - воды.

(Отрывки из "Путешествия Онегина").

Того, что модой самовластной

В высоком лондонском кругу

Зовется vulgar. (He могу... (VIII, 15).

Люблю я оченьОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com