Поэтика - Страница 119

сгустке обнаружить когда-то бывшее движение.

Так ярый ток, оледенев,

Над бездною висит,

Утратив прежний грозный рев,

Храня движенья вид 26.

Самый простой подход - это подход к вещи. Она замкнута в себе и может служить превосходной рамкой (если вырезать середину).

В стих, "завещанный веками", плохо укладываются сегодняшние смыслы. Пушкин и Баратынский, живи они в нашу эпоху, вероятно, сохранили бы принципы конструкции, но и, вероятно, отказались бы от своих стиховых формул, от своих сгустков. Смоленский рынок в двухстопных ямбах Пушкина и Баратынского и в их манере - это, конечно, наша вещь, вещь нашей эпохи, но как стиховая вещь - она нам не принадлежит.

Это не значит, что у Ходасевича нет "хороших" и даже "прекрасных" стихов. Они есть, и возможно, что через 20 лет критик скажет о том, что мы Ходасевича недооценили. "Недооценки" современников всегда сомнительный пункт. Их "слепота" совершенно сознательна. (Это относится даже к таким недооценкам, как недооценка Тютчева в XIX веке.) Мы сознательно недооцениваем Ходасевича, потому что хотим увидеть свой стих, мы имеем на это право. (Я говорю не о новом метре самом по себе. Метр может быть нов, а стих стар. Я говорю о той новизне взаимодействия всех сторон стиха, которая рождает новый стиховой смысл.)

А между тем есть у Ходасевича стихи, к которым он сам, видимо, не прислушивается. Это его "Баллада" ("Сижу, освещаемый сверху...") со зловещей угловатостью, с нарочитой неловкостью стиха; это стихотворная записка: "Перешагни, перескочи..." - почти розановская записка, с бормочущими домашними рифмами, неожиданно короткая - как бы внезапное вторжение записной книжки в классную комнату высокой лирики; обе выпадают из его канона 27. Обычный же голос Ходасевича, полный его голос - для нас не настоящий. Его стих нейтрализуется стиховой культурой XIX века. Читатель, который видит в этой культуре только сгустки, требует, чтобы поэт видел лучше его 28.

4

И быстрые ноги к земле приросли 29.

Есть другая опасность: увидеть как сгустки - собственные вещи - попасть в плен к собственной стиховой культуре.

Здесь - в первую очередь - вопрос о темах. В плен к собственным темам попадают целые течения - этому нас учит история. Как удивились бы наши школьники, если бы узнали, что темы "сентиментализма" - "любовь", "дружба", "плаксивость" его - вовсе не характеризуют самого течения (а стало быть, "сентиментализм" вовсе не сентиментализм). Да, любовь, дружба, скорбь по утраченной молодости - все эти темы возникли в процессе работы как скрепа своеобразных принципов конструкции, как оправдание камерного стиля карамзинизма и как "комнатный" отпор высоким и грандиозным темам старших. А потом, потом самая тема была узаконена, стала двигателем - Карамзин подчинился Шаликову.

Но пример более к нам близкий - символизм, который только к концу осознал свои темы как главное, как двигатель - и пошел за темами и ушел из живой поэзии.

То же и с отдельными постами. Наша эпоха, которая многоОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com