Свет в августе - Страница 180

мной говорить? -- спрашивает он.

Женщина не шевелится. Видимо, она не слышала. Она выглядит, как человек, который совершил трудное путешествие за чем-то обещанным, а теперь опустил руки и ждет.

-- Это он, -- говорит Байрон. -- Преподобный Хайтауэр. Скажите ему. Скажите то, что желали ему сообщить. -- Она смотрит на Байрона, но лицо ее ничего не выражает. Если за этим кроется бессловесность, то дар речи сведен на нет неподвижностью самого лица; если -- надежда или стремление, то их не видно и тени. -- Окажите ему, -- говорит Байрон. -- Скажите, почему вы пришли. Зачем приехали в Джефферсон.

-- Потому что... -- говорит она. Голос ее неожиданно низок, почти груб, хотя и негромок. Она как будто сама не ожидала, что речь ее окажется такой шумной; она умолкает, словно в изумлении перед собственным голосом, и переводит взгляд с одного лица на другое.

-- Расскажите, -- говорит Хайтауэр. -- Постарайтесь рассказать.

-- Потому что я... -- снова голос смолкает, обрывается, словно изумившись самому себе, хотя он по-прежнему негромок. Кажется, что эти три слова -- препятствие, которого ее голос не может преодолеть; почти заметно, как она заставляет себя их обойти. -- Я так и не видела, как он ходит своими ножками, -- говорит она. -- Тридцать лет его не видела. Он еще не умел ходить... имя свое выговорить...

-- Скотство и омерзение! -- вдруг произносит старик. Голос у него высокий, пронзительный, сильный. -- Скотство и омерзение! -- Затем он умолкает. Из сомнамбулического и настороженного своего забытья он выкрикивает, внезапно и исступленно, как шаман, три слова -- и все. Хайтауэр смотрит на него, затем на Байрона. Байрон тихо объясняет:

-- Он -- ребенок их дочери. Он, -- легким движением головы указав на старика, который впился в Хайтауэра горящим бешеным взглядом, -- он взял его сразу после рождения и унес. Она не знала, что он с ним сделал. Не знала даже, жив он или нет, покуда...

Старик опять прерывает их, с той же ошеломляющей внезапностью. Но на этот раз он не кричит: теперь его голос так же спокоен и рассудителен, как у самого Байрона. Он говорит ясно, только немного отрывисто:

-- Да. Старый Док Хайнс забрал его. Бог помог старому Доку Хайнсу, так что старый Док Хайнс тоже помог Богу. И Бог свою волю возвестил через уста детишек. Детишки ему кричали: "Нигер! Нигер! -- перед Богом и перед людьми тоже, волю Божью говорили. А старый Док Хайнс сказал Богу: "Но этого мало. Они, детишки, промеж себя и похуже обзываются, чем нигером", -- и Бог сказал: "Ожидай и доглядывай, потому что некогда мне возиться с развратом и скотством на вашей земле. Я отметил его и теперь сделаю так, чтобы люди знали А тебя ставлю караульщиком и хранителем Моей воли. Тебе велю следить и надзирать за этим". -- Голос его обрывается. Не замирает постепенно, а просто прекращается -- точно иглу с граммофонной пластинки сняла рука человека, который не слушал запись. Хайтауэр переводит взгляд с него на Байрона -- тоже почти горящий.

-- Что это? Что этоОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com