Шум и ярость - Страница 34

нему Джейсона. Кэдди сняла платье.

– Ты погляди на панталончики свои, – сказала Дилси. – Твое счастье, что мама не видит.

– Я уже сказал про нее, – сказал Джейсон.

– Ты, да не скажешь, – сказала Дилси.

– Ну и что, похвалили тебя? – сказала Кэдди. – Ябеда.

– А что, может, высекли? – сказал Джейсон.

– Что ж ты не переодеваешься в рубашку, – сказала Дилси. Пошла сняла с Кэдди лифчик и штанишки. – Ты погляди на себя, – сказала Дилси. Свернула штанишки, трет ими у Кэдди сзади. – Насквозь пропачкало. А купанья сегодня не будет. – Надела на Кэдди рубашку, и Кэдди забралась в постель, а Дилси пошла к двери, подняла руку свет гасить. – И чтоб ни звука, слышите! – сказала Дилси.

– Хорошо, – сказала Кэдди. – Сегодня мама не придет сказать «спокойной ночи». Значит, меня и дальше надо слушаться.

– Да-да, – сказала Дилси. – Ну, спите.

– Мама нездорова, – сказала Кэдди. – Они с бабушкой обе больны.

– Тш-ш-ш, – сказала Дилси. – Спите.

Комната стала черная вся, кроме двери. А теперь и дверь черная. Кэдди сказала: «Тс-с, Мори», положила руку на меня. И я лежу тихо. Слышно нас. И слышно темноту.

Темнота ушла, папа смотрит на нас. На Квентина смотрит и Джейсона, подошел, поцеловал Кэдди, погладил мне голову.

– Что, мама очень нездорова? – сказала Кэдди.

– Нет, – сказал папа. – Смотри, чтобы Мори не упал.

– Хорошо, – сказала Кэдди.

Папа пошел к двери, опять смотрит на нас. Темнота вернулась, он стоит черный в дверях, а вот и дверь опять черная. Кэдди держит меня, мне слышно нас и темноту, и чем-то пахнет в доме. Вот окна стало видно, там шумят деревья. А вот и темнота вся пошла плавными, яркими, как всегда, и даже когда Кэдди говорит, что я спал.

2 июня 1910 года

Тень от оконной поперечины легла на занавески – восьмой час, и снова я во времени и слышу тиканье часов. Часы эти дедовы, отец дал их мне со словами: "Дарю тебе, Квентин, сию гробницу всех надежд и устремлений; не лишено язвительной уместности то, что ты будешь пользоваться этими часами, постигая общечеловеческий опыт reducto absurdum, способный удовольствовать твои собственные нужды столь же мало, как нужды твоих деда и прадеда. Дарю не с тем, чтобы ты блюл время, а чтобы хоть иногда забывал о нем на миг-другой и не тратил весь свой пыл, тщась подчинить его себе. Ибо победить не дано человеку, – сказал он. – Даже и сразиться не дано. Дано лишь осознать на поле брани безрассудство свое и отчаянье; победа же – иллюзия философов и дураков".

Часы прислонены к коробке с воротничками, и я лежу, их слушаю. Слышу то есть. Вряд ли кто станет со вниманием слушать ход часов. Незачем это. Можно надолго отвлечься, а затем одно «тик-так» враз выстроит в уме всю убывающую в перспективе вереницу нерасслышанных секунд. Похожую на длинный, одиноко легший на воду световой луч, которым (по словам отца) впору шествовать Христу. И добрейшему святому Франциску, называвшему смерть Маленькой Сестрой, а сестры-то у него не было.

За стеной Шрив скрипнул пружинами кровати,Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com