Исчезновение - Страница 81

Изменить размер шрифта:


Но Давид Шварц сказал, что, если бы Валька был его родным сыном, он бы поступил с ним по всей строгости, а так он обязан его жалеть. Тогда мама раздраженно сказала:

- Горик, ты что тут сидишь? Марш спать немедленно! Уходя Горик слышал, как Сережка сказал неестественным, нахальным голосом:

- Почему ж так? Можно и наоборот - пожестче. Тоже есть своя логика.

После этого было молчание. Может быть, они принялись все одновременно пить чай или есть конфеты. Но, уйдя уже далеко по коридору, Горик продолжал ощущать странную неуклюжесть этого молчания. Он думал об этом молчании, сидя в уборной, потом в ванной комнате, и после ванной, и когда ложился спать. И ему было немного стыдно за Сережку, за его нахальный голос и за что-то еще, чего определить в точности не удавалось. Горик перекладывался с боку на бок и долго не мог заснуть.

Сережка был такой же неродной сын для бабушки, как Валька - для Шварца. Только Давид Шварц взял Вальку из детского дома недавно, лет семь назад, а бабушка взяла Сережку после гражданской войны, во время голода, когда Сережке было пять лет. Он по-русски не говорил, потому что он чуваш и родился на Волге, в чувашской деревне. Но никто, конечно,- ни бабушка, ни мама, ни дядя Гриша, ни отец, ни Горик и ни Женька - не показывали виду, что Сережка не родной сын бабушки. Горик даже не знал об этом много лет. Мама рассказала только в прошлом году. И вот недавно, когда Горик за что-то обозлился на Сережку и поругался с ним, назвав его "длинным дураком", мама сказала, чтобы он никогда не смел ругать Сережку и говорить ему гру-бости. "А если он первый?" - спросил Горик. "Ты все равно должен сдержаться и промолчать".

Поздним вечером Сергей надел костюм, взял на руку плащ, сунул в карман коробку "Герцего-вины флор" - эти папиросы он почти не тратил, берег для торжественных случаев,- и заглянул в столовую, чтобы сказать: "Ну, пока! Пойду пройдусь перед сном". За чайным столом еще сидели Давид Александрович и бабушка. Они взглянули на него как будто из глубокого сна. Разумеется, Анна Генриховна, мать Сергея, которую он, как и все в доме, называл бабушкой или даже по-гориковски "бабишкой", никогда не требовала отчета: куда, с кем, надолго ли? Но сейчас он заявил в двенадцатом часу ночи свое "пока", она посмотрела на него слишком уж отчужденно. Кажется, она даже не поняла, что он уходит. Но Лиза, наткнувшись на него в большом коридоре, все поняла, и лицо ее кисло и слабо скривилось. Она вздохула: "Ой, Сережка..." - на что Сергей отрывисто пробормотал: "Скоро приду! Но дверь закройте на один замок..."

Было тепло. Какие-то люди с горящими угольками папирос стояли кружком на асфальте перед подъездом и разговаривали вполголоса. Доносились слова: "Но здесь она неподражаема..." - "Где?" - "В "Лебедином".- "Ах, в "Лебедином" - я же не спорю, я говорю о..." Уходя по асфальтированной дорожке от этой кучки людей, дымивших папиросами перед сном и рассуждав-ших о балете, Сергей думал: это всерьез или понарошке? Слишком много людейОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com