Дом на набережной - Страница 80

Глебова по телефону, он ушам своим не поверил. Но вот поехал и убедился. Какая-то фантастика. - Да вы знаете ли, в чем дело? - крикнул Глебов.- Вы же ничего не знаете. Вам неизвестна подоплека! - Я знаю, знаю! - Тот замахал поспешно и с брезгливым выражением руками, будто боясь услышать неприятное.- Если и не знаю, то догадываюсь. Но подоплека меня не интересует. Важен факт: вас использовали, а вы молчите... Вы же молчите, Дима! Почему вы молчите? Как вы можете молчать, приходить в дом, разговаривать с Николаем Васильевичем, с другими... Согласитесь, это как-то несколько, ну, что ли, невысоко с точки зрения морали... Глебов глядел на своего гостя-мучителя исподлобья. Сердце его колотилось. То ему хотелось крикнуть: "А лезть к перепуганной девчонке под одеяло во время грозы - это как с точки зрения морали?" - то его прожигало чувство стыда и он готов был все сделать, на все пойти, лишь бы исправить то, что случилось. Но смог лишь пролепетать: - Я же действительно не видел той фразы... - Как будто дело во фразе! Да если на ваших глазах,- гремел Куник,нападают на человека и грабят посреди улицы, а у вас, прохожего, просят платочек, чтоб заткнуть жертве рот... - Да замолчите вы! - взмолился Глебов.- Говорите тише, за стенкой больная. - Нет уж, вы послушайте! Кто вы такой, спрашивается? Случайный свидетель или соучастник? Ну хорошо, оставим, есть причины, есть подоплека... Допустим, предположим... Но {теперь-то} что делать? Как дальше-то жить? По-прежнему будете выжидать? Времени не остается. В четверг будет ваша казнь, Дима. Я уж вижу, у вас сил не хватит, чтобы встать и сказать: "Неправда!" Значит, казнь... Так тому и быть... Иногда и молчание собственное казнит. А у Глебова выплеснулось: - Неправда! Выступлю в четверг, скажу! Рыжевато-блеклый человек поднялся с постели, набросил на плечи длинное пальто. Косенькую головку вскинул, посмотрел пристально, сощуриваясь и, хоть ниже ростом, как бы свысока. Ничего не сказал, не попрощался, пошел своим порхающим лунатическим ходом-летом по коридору, вылетел за дверь, Глебов затворил, вдруг тот опять стучит. - Дима, дорогой, об одном умоляю...- зашептал, клоня в испуге бледное лицо еще сильнее вбок,- поступайте, как хотите, но старику ни о чем ни слова! Обещаете? Да? Ни о моих письмах, ни о нашем разговоре. Немыслимо ему знать! И так приближалось неотвратимо то распутье, пыточное, перед которым стоял и ног под собой не чуял в изнеможении - вот-вот упасть... Куда было деться? Несло куда-то. Хотя и стоял будто бы без движения, а несло. Только сам еще не знал куда. Отмелькал еще день, такой же белый, крутящийся, хлопотный, с беготней в аптеку, с разговорами совсем не о том. Клавдия опять ругалась с матерью и плакала на кухне. Очень она любила бабу Нилу. И Глебов любил. Кого же было любить, как не бабу Нилу? Сидел возле, держал в руке легкую, как ветошь, сизую старушечью руку и что-то гудел, рассказывал - она просила, как маленькая,- а в голове будто колокол: там коня потеряешь, здесь жену, а тут и жизнь саму. ВОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com