Рудин - Страница 63

Изменить размер шрифта:
спросила Александра Павловна. - Да так... Вчера, слышу я, один мужик говорит жене - а она, этак, разболталась: "Не скрыпи!.." Очень это мне понравилось. Не скрыпи! Да и в самом деле, о чем может рассуждать женщина? Я, вы знаете, никогда не говорю о присутствующих. Наши старики умнее нас были. У них в сказках красавица сидит под окном, во лбу звезда, а сама ни гугу. Вот это как следует. А то, посудите сами: третьего дня наша предводительша как из пистолета мне в лоб выстрелила; говорит мне, что ей не нравится моя тенденция! Тенденция! Ну, не лучше ли было и для нее и для всех, если б каким-нибудь благодетельным распоряжением природы она лишилась вдруг употребления языка? - А вы все такой же, Африкан Семеныч: все нападаете на нас, бедных... Знаете ли, ведь это в своем роде несчастье, право. Я о вас сожалею. - Несчастье? Что вы это изволите говорить! Во-первых, по-моему, на свете только три несчастья и есть: жить зимой в холодной квартире, летом носить узкие сапоги да ночевать в комнате, где пищит ребенок, которого нельзя посыпать персидским порошком; а во-вторых, помилуйте, я самый смирный стал теперь человек. Хоть прописи с меня пиши! Вот как я нравственно веду себя. - Хорошо вы ведете себя, нечего сказать! Не дальше как вчера Елена Антоновна мне на вас жаловалась. - Вот как-с! А что она вам такое говорила, позвольте узнать? - Она говорила мне, что вы в течение целого утра на все ее вопросы только и отвечали, что "чего-с? чего-с?" да еще таким писклявым голосом. Пигасов засмеялся. - А ведь хорошая эта была мысль, согласитесь, Александра Павловна... а? - Удивительная! Разве можно быть этак с женщиной невежливым, Африкан Семеныч? - Как? Елена Антоновна, по-вашему, женщина? - Что же она, по-вашему? - Барабан, помилуйте, обыкновенный барабан, вот по которому бьют палками... - Ах, да! - перебила Александра Павловна, желая переменить разговор, - вас, говорят, поздравить можно? - С чем? - С окончанием тяжбы. Глиновские луга остались за вами... - Да, за мною, - мрачно возразил Пигасов. - Вы столько лет этого добивались, а теперь словно недовольны. - Доложу вам, Александра Павловна, - медленно промолвил Пигасов, - ничего не может быть хуже и обиднее слишком поздно пришедшего счастья. Удовольствия оно все-таки вам доставить не может, а зато лишает вас права, драгоценнейшего права - браниться и проклинать судьбу. Да, сударыня, горькая и обидная штука - позднее счастие. Александра Павловна только плечами пожала. - Нянюшка, - начала она, - я думаю, Мише пора спать лечь. Подай его сюда. И Александра Павловна занялась своим сыном, а Пигасов отошел, ворча, на другой угол балкона. Вдруг невдалеке, по дороге, идущей вдоль сада, показался Михаило Михайлыч на своих беговых дрожках. Перед лошадью его бежали две огромные дворные собаки: одна желтая, другая серая; он недавно завел их. Они беспрестанно грызлись и жили в неразлучной дружбе. Им навстречу вышла из ворот старая шавка, раскрыла рот, как бы собираясь залаять, а кончила тем, что зевнула и отправилась назад, дружелюбноОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com