Омерзительное рядом, или Собачья доля - Страница 1
По меркам человеческого века семья Игнатовых была юна и желторота, хотя сами супруги считали себя матерыми семьянинами, прошедшими сквозь огонь, воду и канализационные трубы.
Пашка и Ленка поженились каких-то там пять лет назад. Они всё еще продолжали узнавать друг друга, и процесс притирки был в самом разгаре. Зато обзавестись потомством они уже успели. Государство агитирует, финансово стимулирует, значит, надо. Тем более, сама Матушка-природа заняла их сторону – пышущие здоровьем и молодостью Пашка с Ленкой были если не идеальными, то в полной мере подходящими кандидатами для продолжения рода человеческого.
В общем, очередную годовщину – «деревянную» свадьбу – они отмечали в компании двух своих отпрысков: 4-летней принцессы Августины и годовалого инфанта Богдана. Дети получились добротные: без серьезных болячек (всевозможные дисплазии, дискинезии, стоматиты и дерматиты, поддающиеся терапии, в расчет не берем), симпатичные, любознательные и активные. Конечно, о полноценном сне Лена забыла давно, а точнее, в тот самый промозглый осенний день, когда миру поспешила раньше срока явиться Августина, пронзительно известив об этом всех вокруг.
Врожденные инстинкты не дремали. В результате через два с половиной года Лена вновь отважилась нанести беременностью непоправимый вред фигуре. Благо, портить было нечего – за время первой ходки Ленка набрала двадцать лишних килограмм, которые на постоянной основе внаглую прописались на ее талии, ляжках и там, где стыдливо прятались миниатюрно-кукольные бицепсы и трицепсы. Так что она абсолютно не боялась, что бока расплывутся еще больше.
«Это генетика у нас такая», – успокаивала ее мама. «Ты мне такая даже больше нравишься», – вторил теще Пашка. И Ленка свято верила в эту дребедень, несмотря на свой IQ выше среднего, наличие диплома о высшем образовании и корочки об углубленном изучении курса психологии. Забегая вперед, скажем, что обхитрить «генетику» Ленке все же удалось, но чуть позже, чему Пашка, успевший к тому времени отрастить нехилое пивное брюшко, был не очень-то и рад. Это же соответствовать жене надо! А склонный к физическому труду и весьма трудолюбивый Пашка демонстрировал просто парадоксальную лень относительно заботы о личном здоровье и внешнем облике, высмеивая так называемых «мужчинок», делающих маникюр-педикюр в салоне, маниакально контролирующих цифры на весах и отслеживающих тренды в мире моды.
Короче говоря, Игнатовых стало четверо, и спустя полгода зароптали они на занимаемую жилплощадь: мол, малогабаритная двушка не подходит для большой семьи; гости придут, а их и усадить не куда, не то что на ночевку оставить. Стыдоба! Пашка ведь дипломированный строитель с отличными практическими навыками. Почему бы ему не взять, да и не построить большой дом взамен крохотному «курятнику» на пятом этаже старой панельной пятиэтажки, смотрящей окнами прямо на проезжую часть? Тут они и думать забыли, как были счастливы, когда родители подарили им эту квартиру; как парили в облаках блаженства, вкусив радость свободы от родительского контроля; как гордо подняв голову надменно отвечали старшей по дому: «Нет, не снимаем квартиру. Мы хозяева. Что вы хотели?».
Молодость – беззаботная пора, пора свершений. Отсутствие опыта позволяет людям идти на риски, на которые в зрелом возрасте мало кто из них решился бы. Случались у Игнатовых и скандалы, и размолвки, и периодические кризисы, как во всех нормальных семьях.
И вот в один из периодов затишья, когда всё, вроде бы, хорошо, но четко понимаешь, что дальше так продолжаться не может, надо что-то кардинально менять в жизни или же разбегаться супружникам по разные стороны баррикад, Игнатовы приняли судьбоносное решение: «Берем кредит – покупаем земельный участок. Потом – продаем квартиру и строим дом».
С какими трудностями им придется столкнуться, они тогда и не подозревали, что к лучшему, иначе не осмелились бы провернуть задуманное. Пройдя бюрократические дебри и стойко выдержав пытку проживания с родителями в период строительства, спустя год Игнатовы стали счастливыми обладателями просторного двухэтажного дома на окраине города.
Не всё было так гладко, как им хотелось. Участок располагался в дачном кооперативе, у черта на куличках, а именно, в чистом поле без единого признака присутствия соседей. Им самим пришлось просыпать сто метров дороги до своих вожделенных шести соток и проводить коммуникации. Одним словом, влетела Игнатовым их затея в хорошую копеечку. Подфартило им, что Ленкина мама, внезапно оставшаяся вдовой, поддалась на дочкины уговоры и обещания сладкой жизни, и отважилась продать небольшую квартирку, в которой прожила с мужем без малого тридцать лет, чтобы вложиться в авантюру, затеянную дочкой и зятем.
Много чего было пройдено. Заматерели Игнатовы покуда продолжалась стройка, повзрослели. Наконец настал долгожданный момент – переезд. Пусть отделана была только крохотная часть дома, газ еще не был подведен (лето на дворе, на кой он нужен?), а о заборе и речи не шло, но нашим героям импульсивности и самонадеянности было не занимать. Поэтому, собрав все свои пожитки, они смело перешагнули порог дома, поднятого Пашкой с нуля.
Через пару дней, после возвращения с ознакомительной прогулки по окрестностям, они обнаружили, что к ним самовольно подселились квартиранты – на куче гравия во дворе возлежали, как на королевском ложе, две необычные собаки, явно имеющие в предках чистокровных охотничьих.
Теща, Галина Петровна, суеверная и чувствительная любительница эзотерики, всплеснула руками, просияв: «Это к добру! Значит, место здесь хорошее и энергетика позитивная». Ленка, скептически передернув плечами, на всякий случай согласилась, так как животных она любила и была не прочь посюсюкаться с ними. Августина радостно лепетала: «Ой! Какие миленькие собачки!». Богдан, широко распахнув глаза, захлопал в ладоши и засмеялся, громко подражая сестре: «Абаки! Абаки!». Очевидно, ему приносило удовольствие повторять это несложное для произношения слово, смакуя каждый звук. Один Пашка недовольно поморщился, испытывая к собакам неприязнь, идущую с детства, когда соседская шавка вцепилась ему в ногу. До сих пор он помнил жуткий оскал лохматой твари, пронзительную боль и липкую красную жижу, ручьем вытекающую из дырок на прокушенной лодыжке, струящуюся по горящей адовым пламенем ноге и смешивающуюся с дорожной пылью.
Почему-то именно тот факт, что Его кровь будут втаптывать в грязь сотни ботинок случайных прохожих, заставил Пашку зарыдать навзрыд. Ни последующие сорок уколов в живот, ни болючие обработки ран не трогали маленького Пашку так, как потеря тех драгоценных капелек крови. Как будто что-то очень личное, сокровенное обронил. Может, это из-за шока или совокупного влияния внешних факторов (услышанных обрывков фраз, подсмотренных одним глазком взрослых сюжетов из телевизора или воочию увиденного в деревне процесса забивания свиньи, когда неумелый живодер битый час издевался над кричащим окровавленным животным с недораспоротым горлом), но уже будучи взрослым, Паша дико нервничал, поранившись до крови. Нет, он не терял сознание при виде царапины, просто не выносил, когда кровь стекала наземь, оставляя за собой след.
Внешне собаки были невероятно похожи: невысокие, поджарые, с мощными грудными клетками, заостренными по-лисьи мордочками и гладкой шерстью. Сразу было понятно, что они сестры, причем весьма молодые (уже не щенки, но пока не взрослые). Не мать и дочь, не подруги, а самые настоящие Сестры. На вид они были ухожены, упитаны и не боязливы, как обычные дворняги. Создавалось впечатление, что их просто-напросто кто-то подбросил. Держались они всегда вместе, не отходя друг от друга дальше, чем на десять метров. Отличались они лишь окрасом. Одна была чисто белая, вторая – огненно-рыжая с парой белых пятен на груди и спине. Игнатовы, те еще креативщики и фантазеры, так их и прозвали: Белая и Рыжая.
Зато характеры их были диаметрально противоположны. Белая была нелюдима, недоверчива и осторожна. Она даже казалась несколько выше и крупнее из-за горделивой осанки, высоко поднятой головы и вечно навостренных длинных локаторов. Рыжая же, напротив, была общительна, игрива и беспардонна, а забавные уши (одно – стоячее, второе – полувисячее) придавали ее образу толику очаровательной потешности.