Год Дракона - Страница 3

– Большие деньги? – усмехнулся Хэйвен.

– Куда больше, чем вы когда-нибудь сможете себе представить, – лёгкий смешок раненого, как ни странно, подействовал на Хэйвена убедительно. – Плохие парни не любят делиться, но мне наплевать.

– Мы влили вам почти два литра крови и плазмы, – покачал головой хирург. – В таком состоянии вам нужен профессиональный уход и постоянное наблюдение. С вашими ранениями…

– Не выживают, – закончил за Хэйвена пациент. – Очевидное – невероятное, а? Так что, – вы же умница, док, и не будете возражать?

Подумав несколько секунд, хирург величественно кивнул, краем глаза следя за остальными участниками действа – все они, замерев, ждали, каков будет его вердикт:

– Надеюсь, ваш адвокат сумеет разобраться с полицией, – пара детективов наверняка ожидает за этими дверьми. Хотя меня это и не касается, я был бы рад узнать, чем закончатся ваши приключения, молодой человек.

– Я пришлю вам открытку, – ухмыльнулся раненый. – Поехали наружу, ребята!

Прозвенел сигнал, и над аркой входного проёма загорелась надпись «Пристегните ремни». Андрей вздохнул – слушаюсь и повинуюсь – и закрыл ноутбук. Остававшиеся двадцать с лишним минут до посадки заняться было решительно нечем, и Корабельщиков, скучая, потянул из кармана впереди стоящего кресла какой-то глянцевый журнал, принадлежащий полку российских клонов западной гламурной макулатуры.

Рассеянно листая страницы с мало интересовавшими его «звёздными» новостями, Андрей поймал себя на мысли, что немного завидует: уж лучше такая безбашенная волюшка-воля, чем унылый «парадок» в родных палестинах. Корабельщиков ненавидел единственный международный аэропорт Республики, оглушавший случайно заброшенного в него путешественника кладбищенской тишиной и унылой затхлостью длинных переходов с редкими рекламными щитами местного оператора сотовой связи и псевдопатриотической социалки «Купляйце тутэйшае», являющей городу и миру безнадёжный провинциализм местного «креатива». Ничего удивительного – в душном воздухе «рэжыма» с трудом дышалось любому, кто хотел сам распоряжаться своей жизнью, потому и разбегалась молодёжь буквально в разные стороны – в Вильнюс, Варшаву, Хельсинки, – куда удавалось вырваться, а хоть и в Москву! Да что Москва – в Воронеже или Саратове было веселее и интереснее, чем в столице «рэспублики», глава которой на голубом глазу однажды посулил её гражданам «бедную, но недолгую» жизнь.

Андрей, пожалуй, был своего рода исключением – он не стремился убежать навсегда, ускользая на время. Судьбе было угодно даровать ему такую возможность – путешествовать с комфортом и не за собственный счёт. И отбытие, и прибытие своё Корабельщиков научился обставлять, как дополнительное приключение: поездом – в Москву или в Киев, а оттуда уже – самолётом дальше, непременно Lufthansa, KLM или Luxair, в зависимости от пункта назначения. Из Столицы Андрей не летал никогда – редкие дорогущие рейсы той же Lufthansa, вечно пустая трасса Столица – Аэропорт и угрюмые лица пограничников и таможенников, томящихся в горьком безлюдье «воздушных ворот», словно в ссылке, навевали на него такую неодолимую тоску, что впору было всерьёз беспокоиться о душевном здоровье. Да и нырять отсюда прямиком в европейский круговорот лиц, встреч и событий, а потом, разом – назад, будто в омут с чёрной стоячей водой, – нет, это было определённо выше его сил.

От «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» Андрея отвлёк голос одного из двух сидящих впереди мужчин. Судя по стрижкам и костюмам «под самого́» – русские «государевы люди». По выговору Корабельщиков определил: коренные москвичи. Не иначе, на какую-нибудь модную в нынешнем сезоне европейскую «стажировку» направляются, слегка улыбнулся Андрей.

– С тебя червонец, Костя, – с подъёмом заявил сидящий у иллюминатора. – Как и договаривались.

И он довольно зашуршал газетой.

– Когда это мы договаривались? – в голосе сидящего у прохода мужчины слышалось недоумение.

– Я тебе говорил, освободят её? Говорил. А ты не верил! Вот, глянь!

Газета перекочевала в руки Константина. Некоторое время он молчал – видимо, читал – а потом крякнул:

– Точно. Ладно, Толя, – признаю, уел ты меня!

– Да я ни минуты не сомневался, – обязательно Вацлав своих егерей за ней пошлёт. Это же Вацлав!

Андрею сделалось любопытно. Он снова заглянул в карман кресла и обнаружил там какую-то газету. Раскрыв её, он быстро нашёл заголовок, ввергший попутчика в ксенопатриотический восторг. Ну, мне следовало бы догадаться, подумал он. В результате операции, проведённой, как обычно, егерями лейб-гвардии его величества Вацлава Пятого, божией милостью государя и самодержца (ну, почти), 20-летняя студентка Карлова университета А., арестованная по подозрению в перевозке наркотиков и быстренько приговорённая шемякиным таиландским судом к смертной казни, освобождена и уже находится на родине.

– «В ходе боевого столкновения уничтожено несколько полицейских и тюремщиков, пытавшихся оказать сопротивление. Дети и животные, по словам пресс-секретаря посольства Короны в Бангкоке, не пострадали», – процитировал Константин и хихикнул. – Во дают, черти! Хамят всем подряд!

– А все только утираются, – подхватил Анатолий.

Андрей невольно усмехнулся. Даже зашуганная «бацькина» пресса с удовольствием цитировала дипломатов Короны, излагавших свою позицию тоном, от дипломатической эквилибристики весьма далёким. Наверное, вот так разговаривали со всяким «европейским сбродом» екатерининские вельможи, опираясь на суворовские штыки и ощущая за спиной крылья побед под Измаилом и Наварином. И пусть такие цитаты – единственная фронда, на которую способны карманные СМИ «усенародна избранага», но и та выглядит свежо и дерзко среди репортажей о надоях и огуречно-уборочных комбайнах, подумал он.

Несколько лет назад Андрей впервые увидел на «Шляхе» студентов из Праги. Не по-здешнему открытые, свободные, весёлые, красивые ребята и девчонки из такой близкой – и такой далёкой – Короны, они стояли среди своих сверстников-«тутэйших», смеялись, кричали что-то, а потом запели – сначала «Зорку Вянеру», а после – «Варшавянку» и «Марсельезу». Да по-русски, – с ума сойти можно! Спустя мгновения вся колонна подхватила мотив и слова, чудом не позабытые со времён советского детства, – и совсем по-другому, по-новому зазвучали они. Даже Андрей не смог устоять перед этим – воистину народным – порывом, и подхватил слова и мелодию – в полный голос. Это он-то, всегда до слёз стеснявшийся немузыкальности своей, неумения петь! Иные слёзы навернулись тогда ему на глаза: слёзы стыда и боли за родную страну – и слёзы счастья, – оказывается, есть на земле место, где растёт и поёт революционные песни такая вот молодёжь!

А дрались эти дети – конечно же, дети, а как ещё мог их назвать Корабельщиков, будучи много старше? – совсем не по-детски. Расчётливо, умело, технично и потрясающе слаженно. Раскалывая колонну демонстрантов, амаповцы[8] в серо-чёрном «городском» камуфляже набросились на ребят. Выхватив двух девушек, милиционеры поволокли обеих – действительно волоком, по земле, – к «воронка́м». После длившегося какие-то доли секунды замешательства остальные пражане – и парни, и девушки, – ринулись в бой. Это был настоящий бой – даже Андрей сумел понять это своим насквозь штатским существом. Никто не успел и глазом моргнуть, – щиты и дубинки оказались уже в руках у ребят. Ещё миг – и катятся кубарем по асфальту овчарки Сероусого, схватившие было девчонок! Толпа расступилась, пропуская в свою глубину маленький отважный отряд, и снова сомкнулась непроходимой стеной. «Бацькины» полицаи, ошарашенные и напуганные отпором, попятились – и не посмели продолжить разгон, лишь преграждая колонне выход на площадь.

Помогая ребятам садиться в автобус, Андрей с изумлением понял: они даже не злятся! Взгляды, всё ещё горящие азартом схватки, победы, – а вот злобы Андрей не увидел. Сочувствие – вот что прочёл он в светлых глазах гостей из прекрасного города на берегах быстроводной Влтавы.