Дом на набережной - Страница 19

. - И как ты мог, сучонок, мово брата обидеть? Что ли, жизнь надоела? Юрку Медведя, силача, который десятиклассников не боялся, он унизил и растоптал на глазах у всех. Вывернул ему руку за спину, тот закричал от боли, а Минька еще сильней выворачивает, так что Медведь на колени рухнул, и приказывает: - Говори: прости меня, Тарас Алексеевич, за то, что вас обидел... И никогда больше не буду! И Таранька, маленький такой мозглячок с рыжими ресницами, стоял тут же и усмехался. Медведь терпел изо всей мочи, стонал, зубами скрипел и головой мотал - не хотел говорить,- а все-таки Бычок его пересилил. Таранька подошел к нему вплотную, прямо придвинул свои ноги к его лицу. И Минька давил его, давил: - А ну рожай, гад, слышь? А то руки нет! Медведь и вышептал еле слышно: - Прости меня, Тарас Алексеевич...-и все остальное. Никто за него не заступился: больших ребят во дворе не было, а маленьким разве сладить? Глебов Миньку Бычка тоже побаивался, но не так, как другие. Все-таки Минька был соседом. То просил что-нибудь, то сам давал. Иногда Глебов потихоньку гордился: все вот тру-хают в Дерюгинский переулок ходить, там Минька Бычок со своей шайкой, а он ничего, не трухает. Может ходить по переулку и поздно вечером, и ночью, никто его не тронет. Это свое преимущество Глебов ощущал остро, он даже чувствовал - с некоторым тайным стыдом, сам себе не признаваясь,-что в трудную минуту мог бы стать {немножко Таранькой}. И Минька бы за него заступился! Надавал бы кому следует. Но Глебов никогда Миньке ни на кого не жаловался. Вообще не использовал всех выгод Минькиного соседства. Потому что под тайным самодовольством пряталось в глубине совсем другое - страх, леденящий душу. Такой страх, какого не видал никто. Потому что никто, как Глебов, не знал и не чуял всех этих Бычковых, от голоса которых мать бледнела, а бабушка крестилась. Мать твердила: - Ради бога, ни с Минькой, ни с Таранькой ни в чем никогда не связывайся... А как не связываться, когда сами лезут? Попробуй не свяжись... Была у них сестра Вера, девчонка лет шестнадцати. Работала на фабрике. Выглядела совсем как взрослая женщина - а может, так казалось Глебову,- вся толстая, грудь торчком, туфли скрипучие, и всегда от нее сильно пахло одеколоном. Таранька выманит Глебова в коридор и пристает: - Хочешь, Верку голую покажу? Давай двадцать копеек! Глебов, конечно, не хотел. Совершенно его не интересовало смотреть на голую Верку. Одна мысль об этом вызывала неприятное беспокойство. А еще где двадцать копеек взять? У матери воровать или у бабы Нилы просить? Но Таранька приставал злобно, настырно и собакой стращал: была у Бычков черная большая собака по кличке Абдул, считавшаяся Минькиной собственностью. Абдул Глебова хорошо знал, но все-таки, если бы стали натравливать, неизвестно, чем бы кончилось. Шли в ванную, снимали с досок корыто, ставили табуретку, Глебов на нее забирался. Наверху было окошко, ведшее в "залу", закрытое оттуда занавеской. Таранька отодвигал изнутри занавеску, и Глебов смотрел, как Вера моетсяОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com