Баязет - Страница 123

Изменить размер шрифта:
ешил, - явлюсь при полном параде...". Хотя казачьему офицеру шпоры и не положены (их заменяет нагайка), но Андрей, по старой кавалергардской привычке, нацепил свои старые, еще дедовские шпоры и вскочил в седло.

- Дуй в парламент, - засмеялся он, и Лорд понес его на офицерскую пьянку.

Поручик нагнал Клюгенау на второй версте: прапорщик медленно ехал на своей тряской кобыле, которая родила ему недавно жеребенка. Барон где-то нарвал дикого щавеля и еще издали протянул пучок Андрею:

- Хотите, поручик?

Андрей взял, тоже стал жевать кислятину. Ехали долго молча.

Плебейская кобыла заигрывала с благородным Лордом, который с аристократическим тактом не отвергал ее ухаживаний, но и не обнадеживал ничем.

- Ну, барон, - начал Карабанов, когда молчать ему надоело, - я вас слушаю... Вы мне признались сегодня утром, что, кажется, влюблены. Скажите, на какой бок вы ложитесь, чтобы видеть такие чудесные сны?

Клюгенау улыбнулся:

- А вы не смейтесь... Я вам не сказал, что влюблен, но чистый облик женщины возбудил во мне желание жертвовать для нее.

Поймите, что в любви никогда нельзя требовать. Мальчик бросает в копилку монеты и слушает, как они там гремят. Когда-нибудь он вынет оттуда жалкие рубли. Я же хочу бросить к ногам женщины не копейки - разум, страсть, мужество, долготерпение, надежду и, наконец, самого себя. Неужели, Карабанов, эти чувства могут прогреметь в ее сердце, как копейки в копилке?

Андрей немного поразмыслил.

- Это всё слова, барон, - сказал он небрежно, - вы плохо знаете женщин. Видите, как ваша кобыла льнет к моему Лорду?

Так и женщина... Голая физиология!

Клюгенау ударил свою кобылу плетью:

- Удивляюсь вам, Карабанов, как вы можете жить с такими взглядами! Вам только покажи что-либо святое, как вы сразу начинаете его тут же поганить... Кто была та первая (простите меня) негодяйка, которая сумела так обезобразить ваше доброе сердце?

- Я уже забыл, - ответил Андрей и неожиданно вспомнил лицо Аглаи на рассвете: оно было таким покойным и умиротворенным, как будто все вопросы жизни для нее уже разрешены.

И вдруг ему стало нестерпимо грустно. Сухие перья ковылей волновались вдали, парил коршун над ушельем, из травы, растущей на обочине, скромно проглянул одинокий цветок адонис.

"Все слова, слова, слова, - подумал он. - А если бы не было слов? Может быть, тогда и было бы лучше?.."

- Догоняйте, барон! - крикнул он и, качнувшись в седле, ударил в бока Лорда шпорами - шпоры длинные, старомодные, которыми его дед пришпоривал коня еще в Аустерлицкой битве.

И за веселым столом Карабанов был тоже грустен, и Ватнин, скатав шарик из хлеба, пустил его в лоб поручику:

- Эй, Елисеич! Выше голову... Руби их в песи, круши в хузары!

А где-то, очень далеко от Баязета, под лунным светом затихла рязанская деревенька, и там, под двумя раскидистыми березами, лежал дед Карабанова при шпаге, в мундире, при шпорах.

8

Это стыдно, но так: в некоторых частях

все еще деремся!..

М.Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com